Кококо, кококо, быть счастливым так легко!

Я никак не могу понять, в чем здесь дело, но только почти всегда с первых кадров, еще до первых реплик можно отличить российский фильм от фильма европейского или американского.

То ли дело в том, как выстроен кадр, то ли – в особенностях монтажа, игре света и цвета, то ли – предметный мир настолько явно указывает на российские реалии.

Вот и с первой сцены «Кококо» явно: отечественное производство. И так, знаете, неуклюже начинается. Сцена в поезде: две барышни, очевидно, разного образования, воспитания и т.п. Конфликт между ними. Потом одна барышня, коренная петербурженка, помогает другой, коренной екатеринбурженке, приводит ее к себе домой, жалеет, приглашает временно пожить.

Приезжую даму за глаза, а потом и наотмашь называют «хабалкой». Она пробивная, продувная, деловая и сентиментальная, слова из кармана скачут сразу в рот, самостоятельная, надрывная, пьющая, работящая. Словом, какой-то искаженный образ российского народа (в женской его ипостаси).

Две дамы. Нетрудно угадать, кто где. Или трудно?

А коренная петербурженка, понятное дело, совсем другая: замысловатая, бледноватая, полноватая, замороченная, обманутая, меланхоличная, правдолюбица и бессребреница, радетельница униженных и оскорбленных. В общем, российская «интеллигентка», которая прямо так и заявляет: «Как ужасно несправедливы мы к нашему народу! Мы перед ним виноваты! Что видели они?…» И так далее, известная разночинская риторика.

И вот они встречаются, и между ними – что бы вы думали – возникает дружба.

Дружат. Сентиментальничают

По крайней мере, так считает режиссер фильма Авдотья Смирнова. Она пишет, что снимала фильм «про дружбу двух абсолютно чуждых друг другу душ». Таков был первоначальный замысел.

Я, признаться, никакой дружбы в фильме не нашел. Может, плохо искал? Я нашел вот что: коренная изучает приезжую, как энтомолог некое удивительное насекомое или как этнограф – представителя загадочного народа (а ведь коренная работает именно в музее этнографии). На самом деле экспонатом становится она сама, ибо приезжая постепенно подчиняет ее своей крайне гибкой и прихотливой воле, при этом утверждая, что, мол, коренная в ответе за нее, приезжую, поскольку «приручила». Но эта история и не про «заячью избушку», как мне сначала показалось. Вовсе нет: и героиня Михалковой – не робкий «зайчик», и героиня Трояновой – не бесстыжая «лисичка». Зайчик умеет огрызаться, и нешуточно. А лисичка, конечно, деятельна, но уж слишком прямолинейна, на бандершу-хитрованшу не тянет.

Кухонные посиделки. Две дамы – по бокам.

Мне кажется, что Авдотья Смирнова решительно этим фильмом отмежевалась и от «народных» и от «интеллигентских» страстей, устроила фарс, высмеяв как сермяжную, так и рефлексирующую правду.

По-моему, классический пример того, как автор проговаривается, вовсе того не желая.

Впрочем, может, я ошибаюсь, и Авдотья Андреевна, действительно, сделала фильм о женской дружбе? Может, женщинам виднее?