“Хрусталев, машину!” – уникальный фильм | Кинодороги, которые мы выбираем

“Хрусталев, машину!” – уникальный фильм

Уже потом, когда дома я посмотрел маленький отрывок их “Хрусталева” и услышал чистый, разборчивый звук, я понял, что при демонстрации фильма был допущен какой-то промах, а, может, копия была неудачной. Звук на сеансе в некоторых сценах почти полностью пропадал, доходил до “степени полной нелегальности”. Но я и подавляющее большинство других зрителей восприняли это как норму. Многие уходили. Впрочем, не так много – человек 15-20 за весь сеанс.

Одна женщина побежала жаловаться некачественной звуковой дорожке, ее пытались убедить, что так и должно быть, я сам чуть не влез, да сдержался. Но она была права. И все-таки это не мешало. Я увидел сновидческий и гиперреалистический видеоряд, я слышал звуки так, как и слышит их человек, поглощенный раздумьями, но поневоле реагирующий на то, что происходит вокруг. Увиденное меня потрясло, я был ошеломлен, обескуражен, впечатления свои от фильма я желал передавать нецензурной лексикой, а вся дорога домой пролетела незаметно. Я видел лица, но не был способен к рефлексии. И это было прекрасно и – да – это было ново.

Фильм “Хрусталев, машину” – явление сокрушительной и обновляющей творческой мощи. Ничего равного ему я давно не видел ни в советском, ни в российском кинематографе. Скажу, что это фильм не просто какого-то условного “первого порядка”, это кино титаническое. Равным ему я готов признать “Андрея Рублева” и то – с оговорками (вспоминаю о загубленных животных). Ну а в зарубежном кино… я не знаю, не могу назвать равного.

Многие прекрасные фильмы великих киномастеров, даже моего любимого Куросавы, даже несравненного Феллини сейчас кажутся мне по сравнению с фильмом Германа малозначительными, в общем, работами подмастерьев.

Конечно, все это впоследствии скорректируется и уравновесится. Будут новые впечатления, ахи и восклицания, на которые я мастер. Останется вот что. Герман стал для меня первооткрывателем нового киноязыка. В литературе – Джойс, а в кино – Герман. Мне кажется, я верно сопоставляю. И тот и другой изучали теорию множественности миров Хью Эверетта. Они – квантовые физики, один – в литературе, другой – в кинематографе.

Не хочу никого обижать, но после «Хрусталев, машину!», все, кто в шутку и, тем паче, всерьез исследует художественные возможности кинематографа, должны задуматься о своем месте в мировом кинопроцессе и переосмыслить свои пути.

«Хрусталев, машину!» – кино ошеломляющее, ошеломительное, оно магнетизирует, завораживает. Это шаманизм, заговор, вычитка, изгнание демонов. Мне очень нравится, как сказал об этом фильме Петр Вайль: «Это было редчайшее столкновение с чем-то, что масштабами превосходит твое представление даже не о кино, а о возможностях всякого искусства вообще. Наваждение — то, что охватывает зрителя. Сновидческая природа кино, быть может, нигде еще не проступала с такой отчаянной и наглядной выразительностью. В «Хрусталёва» погружаешься без остатка».

Герман – один из титанов кино. Их мало, титанов не может быть много. Я не буду называть имена потому, что считаю нелепым давать оценку творческий одаренности Алексея Юрьевича. А вот художественное дарование других кинематографистов можно и даже нужно сравнивать с тем, что умел в кино Алексей Герман. А он умел все.

У Джойса и Германа происходит все сразу, одновременно. Каждая фраза/кадр – средоточие возможностей и последствий, доказательств и опровержений, и все это становится единственной возможной реальностью – настоящего момента. Полифония не преднамеренна, она и есть ткань жизни.

Попробуйте послушать то, что происходит вокруг вас, охватить разом весь круг людей, событий, возгласов, пересудов, отдаленных голосов, шумов. Вы сразу отметите в самом себе аккуратного соглядатая, пытливого критика, который будет то повышать, то приглушать звуки в зависимости от вашей потребности в них, в зависимости от того, что нашептывать ваш внутренний хранитель. Он не даст вам перегореть, не даст захлебнуться шквалом жизни.

Понадобилось минут двадцать, чтобы схлынула первая волна незамысловатых ощущений, сравнимых с чувствами задумавшегося человека, который пришел в тихие гости, а там – возбуждение, эмоциональные катаклизмы, все передвигаются, говорят разом, а то умолкают, но даже тогда остаются материальными пунктиры жестов и запятые звуков. После того, как первая моя растерянность прошла, я стал втираться в доверие к фильму, но вдруг во второй половине первой серии ощутил скуку. Я чувствовал, что переполнен увиденным, я пытался защитить себя, но этого как раз и не нужно было делать. Надо было отдать себя на растерзание гению, чтобы выйти живым из зрительного зала. Я покорился фильму, я был покорен им. Я еще барахтался, сопротивлялся, но «хрусталевский» поток закружил, понес меня.

Сон, сон, страсть, гигантская энергия, сновидческий шквал, боль и нежность, шум и ярость, наполненная смыслом, страданием и смехом, безмятежностью и страстью. Как рассказывать об этом? – Впечатление от фильма, как сюжет литературного произведения.

Повторюсь, кинематографистам, желающим создавать шедевры, следует после этого фильма переосмысливать свои пути.

Герман – последний из титанов. Он ушел, но место его никогда не будет вакантным. Таких, как он, больше нет и не будет.

Может быть, в другой реальности, за очередным поворотом Вселенной, когда пути сойдутся и вновь разойдутся. Но к чему все это? Я знаю, что время титанов не прошло. Остается одно: учиться у Германа.

Талант кинорежиссера мужает и возрастает, когда человек признает одну вещь и делает три. Когда он осознает малость своего таланта по сравнению с мощью гения. Когда он учится, ищет свои пути и творит для Бога.

И тогда случается «чудо». Рождается новый титан.

***

О фильме “Хрусталев, машину!”,

драма, Россия-Франция, 1998 год

Режиссер – Алексей Герман

Сценарий – Алексей Герман, Светлана Кармалита

Оператор - Владимир Ильин

Композитор - Андрей Петров

В главных ролях:

Юрий Цурило – генерал Кленский

Нина Русланова – жена генерала

Михаил Дементьев – сын генерала