“Восхождение” – фильм 1976 года, экранизация повести Василя Быкова “Сотников”

Чем дальше удаляются от нас события Второй мировой войны, тем шире и глубже становится их осмысление в произведениях искусства. Если раньше художни­ков интересовали, как правило, типичные проявления националь­ного характера в экстремальных условиях всенародной битвы, т. с. проявления патриотизма, кото­рый во время войны принимает наиболее конкретные формы, то со временем их внимание начали привлекать и другие, побочные, что ли, явления: лицемерие, предательство, конформизм и т. п. Совсем недавно (статья вышла в 1977 году – автор сайта) по экранам страны прошли такие фильмы, как «Фюрер из нашего квартала» югославского режиссера Владимира Таден, «Копьеносцы» Дьердя Палашти (Венгрия), «Один человек лишний» Коста Гавраса (Франция), «Конформист» Бернар­да Бертолуччи (Италия), посвя­щенные рассмотрению именно этих проблем. В том же ряду сто­ит и новый фильм Ларисы Шепитько «Восхождение», поставленный по мотивам повести Василя Быкова «Сотников».

Очевидно, каждый человек, рано или поздно, в той или иной связи задается вопросами о воз­можности самопожертвования, о силе собственного духа и воле­изъявления, о способности про­тивостоять трудностям, об эле­ментарной физической выносливости, наконец. Соизмеряя свою жизнь с опытом предшествующих поколений, примеряя себя к различным испытаниям, он, не всег­да осознанно, готовится пред­стать перед лицом смерти, дабы ответить на самый последний – и самый сложный вопрос: о смы­сле человеческого бытия. Людям было, есть и, наверное, всегда будет трудно привыкнуть к мы­сли о смерти. И все-таки они ду­мают о ней (memento mori, как говорили древние), думают о том, чтобы не быть застигнутыми ею врасплох, чтобы принять ее до­стойно. Потому что смерть – это последний совершаемый ими по­ступок, и по нему тоже судят о жизни. Подобные мысли неот­вязно, как очищение, будут пре­следовать всех, кто так или ина­че обратится к «Восхождению».

Предельно достоверный изоб­разительный строй фильма (опе­ратор В. Чухнов, художник Ю. Ракша) в данном случае от­нюдь не является самоцелью, он вполне мог быть и более обоб­щенным. Но авторам было важно предупредить вопрос зрителей о реальности происходящих на эк­ране событий, сделать их настоль­ко конкретными, чтобы эта конкретность, как ни парадоксально, не обвешала на себя внимания.

Авторам было необходимо, чтобы зрители не задумывались над тем, имело ли место все рассказанное с экрана в действитель­ности, но ежесекундно задава­лись вопросом: как бы они вели себя на месте героев фильма?

«Если  для  наших родителей,  — говорит Л.   Шепитько, — война была тяжким испытанием, про­веркой, то для нас она явилась точкой нравственного отсчета, к которой мы так или иначе воз­вращаемся сегодня… Вот почему история Сотникова – это рас­сказ не про подвиг тридцатилет­ней давности, это рассказе о под­виге, который длится века».

Ситуация, в которую попали главные герои фильма — парти­заны Сотников и Рыбак, — исклю­чает какие бы то ни было ком­промиссы. Выбрать можно толь­ко одно из двух: предательство или смерть. «Выходи! Ликвида­ция!» — эти слова, произнесен­ные полицаем с обыденным — потому столь ужасающим — цинизмом, наполнены куда более зловещим смыслом, чем может показаться вначале. Возвещая о казни пятерых узников гестапов­ских застенков, четверым из них они сулят физическую гибель и благодарную память потомков, пятому — духовную смерть и омерзительное существование оборотня-самоеда. Четверо: Сот­ников, сельский старости, кресть­янка Демчиха и еврейская девоч­ка Бася — расстанутся с жизнью, как с благодатью, пятый – Ры­бак — будет нести ее, как про­клятие.

 

Сотников (Б. Плотников) уходит из жизни просветленным и уми­ротворенным; он до конца остал­ся верен своим идеалам, своему народу — и получил на это пра­во. Если смерть трех его спод­вижников показана как заклание, методично подготовленное и неотвратимое, то Сотников умира­ет, возвышенно, по-мессиански: его тело не повисает в петле, а, слегка качнувшись, возносится в левый верхний угол кадра, чтобы уйти из него. И это отнюдь не эс­тетизация смерти. Здесь предель­но ясно выражена позиция авторов фильма. Да, именно: возвышенно, именно возносится, именно: восхождение.

А пути к восхождению тернисты и неисповедимы. Сотникову, прежде чем идти на ликвидацию, предстояло вступить в поединок с фашистским прихвостнем, следо­вателем полиции Портновым. По­единок, требующий максималь­ного напряжения физических и нравственных сил.

Портков  (А. Солоницын)  не спешит подвергнуть Сотникова  пыткам, он как бы даже пытается уберечь его от них. Предполагая в своем противнике внутреннюю рефлексию, столь свойственную людям интеллигентным (кому-кому, а ему-то это известно! сам в прошлом «культработник»), он решает воздействовать на него методами «гуманными»: поде­литься соображениями, которые в свое время привели его, Портнова, на скользкий путь измены Родине. «Мы же конечны, — рас­суждает он, — со смертью для нас кончается все, вся жизнь, мы сами, весь мир». И когда Сотников крикнет следователю: «Мразь!» — тот ему ответит: «Думаешь, ме­ня этим можно оскорбить? Все мразь! И ты мразь. Сейчас, когда я тебя буду пытать, ты в этом убедишься. Ты потеряешь человеческий облик. Куда денется вся твоя идейная фанаберия, твоя по­за. Ты станешь самим собой — простым человеческим ничтожест­вом, начиненным обыкновенным дерьмом. Вот где истина»

Однако Портнов просчитался, да и не мог не просчитаться: ис­тина всегда стояла рядом с доб­ром и красотой. Этого он не ус­пел усвоить в бытность свою «культработником». А вот лясиновский староста (С. Яковлев) к своим 67 годам успел. И потому, как в озарении, прерывает он свою молитву пе­ред казнью и обращается к Сот­никову. Вот кому он должен ис­поведаться, сказать последнюю правду. Вот кто должен его по­нять и простить. Вот в ком живет абсолютный дух.

Силы этого духа Сотникову хватает не только на то, чтобы самому выстоять в испытаниях. Он делится этой силой с Демчихой (Л. Полякова), которая дрог­нет, шатнется в сторону преда­тельства — не во имя сохранения своей жизни, нет, во имя спасения троих малолетних детей – но Сотников вовремя остановит  ее. Он готов был спасти Демчиху ценой  собственной  жизни, но не позволит ей купить эту жизнь — даже для других — ценой ду­ховного отречения. И его  «простите»,    сказанное  в    последние, бесконечно  томительные  мгнове­ния перед казнью,— это тоже по­ступок   предельной   нравственной
чистоты.

Но все-таки раньше всех про­изошла ликвидация Рыбака (В. Гостюхин). Ликвидация как солдата. Ликвидация как лично­сти. Он впервые задумался о смерти — и не нашел внутренней опоры, не выдержал испытания собой. Первопричину этого уди­вительно точно обозначила сама Л. Шепитько: «Идеи, которые Сотниковым были прочувствова­ны, Рыбаком были усвоены, при­чем уже в зрелом возрасте, по долгу службы, в виде готовых формул — идеи времени не яви­лись для Рыбака продуктом своего собственного духовного развития». Рыбак мог погибнуть усвоенной смертью, но — не вы­страданной. Ведь смерть тоже надо выстрадать, как и убежде­ния.

Можно не сомневаться в том, что Рыбак ходил — и не раз еще пошел бы — в атаку — с винтов­кой наперевес — и мог бы погиб­нуть в бою от вражеской пули. «Не знаю, как ты, — признается он Сотникову, — а я терпеть не могу этих одиночных заданий, да­же самых легких… По мне хоть сто раз в атаку, но в строю». Возможно, Рыбак мог совершить и геройский поступок — но с уверенностью, что поступок этот будет замечен, с надеждой полу­чить за него хотя бы моральное вознаграждение. Возможно, Рыбак и на казнь бы пошел за какую-нибудь отчаянную операцию. Но умереть так неблагодарно, только за то, что не предал… Нет, это выше его сил. Не может он до­пустить, чтобы смерть стала главным поступком в его жизни. «Авось, выкручусь, — думал он, — Может, мне удастся обмануть, пе­рехитрить фашистов. Можно ведь и поддаться им в чем-нибудь. Только бы уцелеть. Только бы выжить…»

Поначалу Рыбак будто бы дела­ет ставку на побег: мол, спасусь – и отомщу. Однако, проигрывая различные     варианты  побега в своем  воображении,   убеждается, что это невозможно.    Предатель­ство необратимо. От измены не отчистишься.  И,  как избавления, придется   искать   Рыбаку унизи­тельной,   ничтожеской  смерти    в
нужнике. Но — не будет ему из­бавления. Отныне    жизнь    станет его вечным  позором и    возмез­дием. Ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее; а  кто потеряет душу свою ради великой идеи, тот сбережет ее.

 Марк Анцыферов, литературовед, театральный и кинокритик

Публикации статьи – газеты “Ленинец” 6 мая 1977, “Советская Латвия” 27 мая 1977 под названием «Подвиг, длящийся века»

Короткая информация о фильме “Восхождение”,

военная драма, СССР, 1976 г.

Режиссер – Лариса Шепитько

Сценарий – Лариса Шепитько, Юрий Клепиков, по повести Василя Быкова “Сотников”

Оператор – Владимир Чухнов, Павел Лебешев

Композитор – Альфред Шнитке

В главных ролях:

Борис Плотников – Сотников

Владимир Гостюхин – Рыбак

***

Читайте другие рецензии М.А. Анцыферова.

На фильм “Монолог”  режиссера Ильи Авербаха

На фильм “Проверка на дорогах” режиссера Алексея Германа

На фильм “Ты и я” режиссера Ларисы Шепитько